Э.Д. Гетманский
История российского экслибриса (до конца 1917 года)
История экслибриса неразрывно связана с историей книги. На протяжении веков менялась форма книги, существовали клинописные таблички, папирусные свитки, пергаменты, но всегда книга имела своего владельца, который аккуратно отмечал свою собственность соответствующей надписью. В 1887 году в Тель-эль-Амарнском архивохранилище древнеегипетского царя Аменофиса IV, жившего в XIV веке до нашей эры, был обнаружен вместе с табличками небольшой фаянсовый экслибрис Аменофиса III и его жены. На нем были написаны название книги и имена ее владельцев. Сейчас этот древнейший книжный знак из царской библиотеки хранится в Британском музее. В истории ассирийского искусства указывается, что царь Ассирии Ашшурбанипал (669 — ок. 633 до н.э.) обладал печатью, которая ставилась на царские иератические письмена. Царь вошел в историю как собиратель древних письменных памятников, его библиотека (свыше 30 тысяч клинописных табличек) была найдена в 1849-1854 годах на месте древнего города Ассирии Ниневии (современный холм Куюнджик, Ирак).
С эволюцией книги изменялся и ее ровесник и постоянный спутник — экслибрис. Искусство экслибриса прошло многовековой путь от возникновения книгопечатания до наших дней. Начав свою историю в качестве наклейки на книгу, указывающей на ее владельца, экслибрис — вид графического искусства стал произведением графики, органически соединившимся с книгой. Родиной экслибриса считают Германию, где он появился вскоре после изобретения книгопечатания. В Германии с древних времен существовал обычай помечать ценные вещи знаком принадлежности их определенному лицу, этот обычай признавался и судом. Книги представляли в те времена значительную ценность и владелец библиотеки, отмечая ее своим знаком, тем самым оберегал свою собственность. Так возник обычай снабжать книгу своим экслибрисом, который формально защищал книгу от похитителей.
Первым гравированным экслибрисом в Западной Европе считается гербовый знак рыцаря Бернгардта фон Рорбаха, выполненный в 1460 году немецким гравером Бартелем Шеном. В XVI веке над экслибрисом в Германии работали такие выдающиеся мастера как Альбрехт Дюрер, Лука Кранах Старший и Ганс Гольбейн Младший. Одним из лучших дюреровских экслибрисов является знак для настоятеля церкви святого Лаврентия в Нюрнберге Гектора Помера. На нем изображен святой с пальмой мученичества в одной руке и жаровней в другой. Над именем владельца помещена надпись на латинском, греческом и древнееврейском языках, гласящая: «Чистому все чисто». С этого времени начинается шествие экслибриса по Европе. Во Франции первые книжные знаки были датированы 1545 годом. К их числу принадлежит экслибрис Жанна Барту, ученого и ярого противника Мартина Лютера, жившего во времена царствования Франциска I. На книжном знаке изображен апостол Иоанн с орлом, семиглавый апокалипсический зверь, а также помещено двустишие, в котором обещают каждому, кто принесет утерянную книгу или возвратит взятую, стакан хорошего вина. Самый старинный английский геральдический печатный экслибрис помечен 1574 годом. Он был сделан по заказу хранителя Большой печати в царствование королевы Елизаветы канцлера Николаса Бэкона — отца английского философа — материалиста Фрэнсиса Бэкона.
В Италии старейшим экслибрисом считают книжный знак юриста Николо Пилли, выполненного около 1555 года, но в дальнейшем развитие итальянского экслибриса шло медленно, и качество его было довольно низким. Первый известный шведский книжный знак принадлежал королевскому советнику Туре Бильке, этот знак гербовый и датирован 1595 годом. В Швеции XVI века также использовался особый вид экслибриса, на нем фамилии владельцев книг гравировались на металлических пуговицах, которыми скреплялись огромные тома. В XVI веке экслибрис также нашел распространение и в других странах Европы: Польше, Бельгии, Венгрии, Чехословакии, Швейцарии и Голландии. В Америке экслибрис распространился только в конце XVIII века. Он был занесен туда выходцами из Старого света. В манере, технике и сюжетах американских книжных знаков долгое время чувствовалось подражание английским художникам.
На Руси книжный знак появился гораздо позднее, предыстория его особо интересна. В средние века в России единственным способом обозначения рукописной книги были надписи такого рода «Сия книга попа Родиона Сидорова, сына грешного и недостойного», или «Книга Господня, глаголемая Летописец, суздальца Ивана Федорова…», или «Сия книга иерея Дмитрия». Самые ранние надписи на книгах о принадлежности тому или иному лицу относится к XIV веку. Примером могут служить чеканные надписи на окладах «Евангелических чтений» и «Евангелия недельного», принадлежавших Симеону Гордому (оклад 1343 года) и Федору Кошке (оклад 1392 года). Одновременно с такими надписями были на Руси и такое специфическое русское национальное явление, как «вкладная запись». На Руси почти до конца XVII века существовало лишь церковное чтение. Светские книги появились гораздо позднее. Книги на Руси переписывались от руки — сама занятие это почиталось делом богоугодным. Рукописная книга была мало кому доступной, ибо она была дорога, часто украшалась драгоценными каменьями и помещалась в серебряные оклады. Фактически рукописная книга была предметом роскоши.
К книге относились с любовью и уважением. Грамотных было мало, а для спасения души надо было читать духовные книги. Богатые люди чтобы замолить свои грехи и спасти душу, заказывали рукописные книги и подносили их церкви. Так возникла потребность в точном обозначении цели, которую преследовал, дарящий книгу, например «за отпущения грехов». Вкладчик подробно указывал свое имя, церковь или монастырь, куда он делал вклад. «Положил свою книгу, глаголемую «Апостол», в дом Божий к Воскресению Христову». Но такой драгоценный дар, каким была книга, естественно надо было оградить от похищения и злонамеренной порчи, поэтому наши предки грозили божьим судом и проклятием возможным ворам. Естественно многие вкладные записи заканчивались обыкновенно разными угрозами: «А кто сию книгу возьмет из дома Божия, на том будет тягота церковная». Другой пишет: « А кто бы смел ей взяти от церкви, тот, будет проклят в сей век и в будущий, и не прощен и по смерти не разрешен. Аминь». Третий заканчивает свою запись словами: «А кто изволит сию книгу продати, да будет проклят на сем свете и на том от Великого Бога Саваофа и от всех ангел и от всех пророков и мученик, и святых отец, или купит ея, такжд да будет проклят, или выдерет, единопроклятие примет и со мной суд будет имати во второе Божие пришествие, егда судья сядет бранный и нелицемерный тысячами тысяч ангел окрест его».
После подобных угроз следовала обыкновенная подпись владельца. Лишь немногие, прочитав такие предостережения, решались на порчу книг. Несколько веков вкладные записи существовали в России как единственный знак принадлежности книги какому-либо человеку. Вкладная запись была предшественницей книжного знака, ибо выполнила одну из его основных функций — была «стражем» книги. Первые исследователи русского экслибриса В.Я.Адарюков и В.А.Верещагин считали, что русский книжный знак произошел только от вкладных записей на книгах, жертвуемых в церкви и монастыри. Первым русским древнейшим экслибрисом считают рукописный книжный знак основателя библиотеки Соловецкого монастыря игумена Досифея, открытый ленинградским ученым Н.Н.Розовым в 1962 году. Основанный двумя отшельниками Зосимой и Савватием Соловецкий монастырь был одним из известнейших центров русской духовной, религиозной культуры всего русского Севера. Священноинок Досифей был одним из настоятелей монастыря. Он автор трехтомного труда о жизни монастыря. Досифей первым в России стал помечать книги своей личной и монастырской библиотеки специальным экслибрисом. Этот рисованный от руки знак представляет собой круглую почти замкнутую букву «С», внутри которой славянской вязью вписано продолжение звания священноинок и имени владельца книги. Датирован этот книжный знак может быть 1493-1494 годами.
Рукописный экслибрис в России не получил широкого распространения и бытовал лишь в то время, когда библиотеки были небольшими и принадлежали в основном царской фамилии и духовным лицам. В допетровской Руси не было предпосылок для развития книжного знака, прежде всего, потому что не было библиотек. Да и грамотных на Руси было мало. Ведь не случайно Стоглавый Собор в 1551 году печально констатировал, что «если не просвещать безграмотных, то церкви будут без пения, а христиане будут без покаяния». Во второй половине XVI века возникла необходимость в печатании книг типографским способом. Потребности государства и запросы общества в книгах сильно возрастали. Переписывание книг, как способ размножения был несовершенен. Книг было мало, стоили они дорого. Известен случай, когда за псалтырь монастырю уплатили «сорок сороков», то есть столько, сколько стоили сорок шуб по сорок беличьих шкурок в каждой. Кроме того, в рукописных книгах имелись серьезные ошибки. Попытки введения книгопечатания предпринимались еще в конце XV века Иваном III, который поручил послу Триханиоту пригласить известного любекского типографщика Варфоломея Готана. Он прибыл в Москву, получил аудиенцию у Ивана III, и повел переговоры об устройстве типографии. Но ее не удалось создать, так как переписчики книг натравили на Варфоломея толпу, которая утопила «немчину» в Москве-реке. Не было тогда и условий для введения книгопечатания.
В 1547 году Иван IV поручил заехавшему в Москву саксонцу Шлитте найти за границей разных мастеров, в том числе и типографов. Шлитте набрал в Германии партию в 120 человек, среди них были переплетчики, типографщики и специалисты по производству бумаги. Однако власти города Любека, состоявшие из ганзейских купцов и лиц, близких к Ливонскому ордену, не пропустили нанятых мастеров в Москву, а самого Шлитте заключили в тюрьму. В 1548 году Иван IV вел переговоры о найме художников и книгопечатников с германским императором Карлом V, а в 1550 году с датским королем Кристианом III. Переговоры не дали положительных результатов. Налаживать книгопечатание необходимо было своими силами. В 1555-1557 годах в Москве начала работать группа из нескольких печатников. Известны имена Маруши Нефедьева и Васюка Никифорова. В 1550-х годах в Москве появилась своя типография, где были отпечатаны четыре анонимных книги. Возможно, что в этой типографии работал и приобрел технические навыки Иван Федоров. Важно, что в Москве появились печатники, и накопился некоторый опыт. По царскому повелению начали строить типографию на Никольской улице, тогда одной из главных улиц Москвы, расположенной поблизости от Кремля, где жили покровители Ивана Федорова — царь и митрополит. Здание типографии строили около десяти лет. В 1563 году типография была пущена в ход, а в марте 1564 года вышла первая книга «Апостол». Эта дата считается началом книгопечатания. Главная роль в создании первой печатной книги русского производства принадлежит Ивану Федорову, он вошел в историю России как первопечатник.
С возникновением книгопечатания в России начали появляться тисненные на переплете или корешке книги художественные изображения родовых гербов и надписей. Их называли «суперэкслибрисами» (по латыни «super» — сверху). Таким первым суперэкслибрисом считают оттиснутый на переплете первопечатного «Апостола» Ивана Федорова государственный герб и надпись о принадлежности книги царю Ивану IV — «Иоанн божиею милостию господарь царь и великий князь всея Руси». Но суперэкслибрисы не получили у нас распространения, так как исполнение их на переплетах стоило крайне дорого. Они были вытеснены с появлением бумажного книжного знака. Бытовавшие в Западной Европе печатные экслибрисы были охотно приняты в России, так как почва была подготовлена вкладными записями, рисованными экслибрисами и суперэкслибрисами. Только при Петре I появляются российские собиратели книг, создаются первые частные библиотеки. Время правления Петра I — это эпоха коренных изменений уклада жизни страны, практически не было такой области государственной или общественной жизни, которой не коснулись бы преобразования. Перемены в области культуры носили ярко выраженный характер. Учреждаются светские школы, расширяются культурные связи с Западной Европой, в том числе книжная торговля, возрастает издание книг, расширяется тематика издаваемой литературы, появляется первая печатная газета «Ведомости», резко растет число библиотек, принадлежащих светским лицам. При этом поставленное Петром I целиком на службу преобразования страны русское книгопечатание приобретает ярко выраженный светский характер. Многие представители высших кругов дворянства становятся владельцами книжных собраний.
Страсть к собирательству, свойственная Петру I, положила начало многим российским музеям, в том числе и Кунсткамере. Он имел библиотеку, в которой насчитывалось около двух тысяч книг. После его кончины она проступила в библиотеку Петербургской Академии наук. Некоторые книги из своего собрания царь отмечал суперэкслибрисом, оттиснутым на кожаном переплете по латыни «Петр Первый. Царь Московский» и герб в овале, а на нижней крышке переплета «1718 год» и снова герб. Одними из первых собирателей из светских лиц были современники Петра I: сын Петра — царевич Алексей, светлейший князь и генералиссимус А.Д.Меншиков, дипломат граф А.А.Матвеев, вице-канцлер П.П.Шафиров, князь Д.М.Голицын, фельдмаршал Я.В.Брюс, лейб-медик Петра I Роберт Арескин и организатор горнометаллургического производства в России А.А.Виниус. К этому времени относят появление и распространение русских печатных книжных знаков. Они появились одновременно в двух видах — гербовом и шрифтовом, в их композициях чувствовалось заметное влияние западноевропейской культуры, что было свойственно эпохе Петра I. Среди русских печатных экслибрисов самыми ранними считаются экслибрисы, принадлежавшие первым русским библиофилам — сподвижникам Петра I — князю Д.М.Голицыну, графу Я.В.Брюсу и лейб-медику Петра I Р.Арескину. Каждый из этих экслибрисов претендует на право считаться первым русским печатным экслибрисом. И здесь мы впервые сталкиваемся с экслибрисом в одной из важнейших его функций — быть памятником времени, выполняющего историческую миссию, ведь только благодаря книжным знакам удалось проследить судьбу многих частных русских библиотек, выяснить их состав и характер, то есть понять многое в русской культуре XVIII века.
На книгах голицынской библиотеки наклеен выполненный в 1702 году шрифтовой экслибрис: «Ex Bibliotheca Arcangelina» («Из библиотеки Архангельского»). Я.В.Брюс был обладателем первого русского геральдического книжного знака. На его экслибрисе изображен фамильный графский герб с единорогом — символом чистоты и непорочности и львом — символом силы, мужества и великодушия. Под щитом дан девиз «Fuimus», что значит «Были». Книжный знак Арескина, как и Брюса, был гербовым, это был родовой герб с девизом «Je pense plus» («Я больше думаю»). Была библиотека и у сподвижника Петра I, светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова. В ней было 13 тысяч томов, в том числе 3 тысяч очень редких книг, привезенных из Константинополя. Судьба этой библиотеки неизвестна. В собрании книжных знаков Н.П.Сырейщикова имелся книжный знак Меньшикова, купленный им в Париже у букиниста. Этот единственно известный экземпляр, размером 150х140 мм, был на корешке деревянного переплета. Он представлял собой герб, середина которого окружена цепью ордена Андрея Первозванного и его девизом «За веру и верность».
Подлинной инкунабулой русского книжного знака является гербовый экслибрис поэта, сатирика, переводчика Лафонтена, Буало и Горация, и дипломата Антиоха Дмитриевича Кантемира. Он имел свой гербовый экслибрис, единственный экземпляр которого в 1911 году был привезен в Россию из-за границы. Книжный знак Кантемира красив и пышен. Под широкой великокняжеской короной (Кантемиры — потомки молдавских господарей) гербовый щит, его лапами поддерживает раскрывшие пасти львы. Герб Кантемира полностью совпадал с экслибрисом. Так сложилось в российском печатном книжном знаке, начиная с петровского времени, что наибольшее развитие получил геральдический экслибрис. Большинство частных библиотек XVIII века принадлежало дворянам, которые обычно украшали книгу, как и прочие личные вещи, фамильными гербами, это был универсальный знак дворянской собственности. Геральдическое искусство стояло очень высоко, герб обычно представлял собой сложную богато украшенную символическую композицию, близкую по изобразительному стилю книжному искусству эпохи. Гербовый экслибрис уже в XVIII веке был не только «стражем» книг, но и ее украшением. В царствование Елизаветы Петровны стало сказываться влияние французского просвещения, отразившееся на количестве и самом характере частных библиотек. Так библиотеки Е.Р.Дашковой, И.И.Шувалова, Н.И.Панина, М.И.Воронцова заключали в себе сочинения Пьера Бейля, Шарля Луи Монтескье, Николо Буало, Вольтера и др.
Во второй половине XVIII века геральдический книжный знак получает большое распространение, ибо это время расцвета книжного собирательства. При Екатерине II заграничным книжным фирмам делались огромные заказы на составление частных библиотек. Уже всей Европе были хорошо известны великолепные библиотеки министра просвещения, графа Алексея Кирилловича Разумовского и канцлера, графа Николая Петровича Румянцева. Просвещенные библиофилы XVIII века видели в своем собирательстве большое патриотическое дело. Например, граф Румянцев завещал свою богатейшую библиотеку по истории России, в ней было 28 тысяч томов и 710 рукописей «на пользу Отечеству и благое просвещение». Видные русские граверы экслибрисами практически не занимались, здесь со времен Петра I творили в основном иностранцы, Имена создателей русских гербовых экслибрисов XVIII века до нас не дошли, в этом есть своя закономерность — это были скромные по таланту имена. Да и приезжие иностранные мастера редко подписывали свои экслибрисы. В основном гербовые экслибрисы для российских владельцев библиотек делали английские граверы в технике резцовой гравюры, это отчасти объяснялось тем, что русские аристократы часто были связаны с этой страной родственными узами и деловыми связями, к тому же в Англии гербовый экслибрис доминировал над прочими видами книжных знаков. Реже заказывали экслибрисы во Франции, Германии и Австрии. Заказчики гербовых экслибрисов редко ставили перед художником задачу раскрыть в знаке какие-либо особенности своей личности. От гербового экслибриса в первую очередь требовалась импозантность геральдической композиции, которая бы славила знатное происхождение владельца. Опытных геральдистов в России было мало и тем более среди исполнителей книжных знаков. В геральдических экслибрисах российских аристократов наблюдались вольности в передаче гербов, умелые граверы подчас переделывали книжные знаки, исправляя геральдические оплошности. В России не было присущего Англии педантизма в изображении фамильных гербов, да и откуда она могла взяться, если книжные знаки в России делали «по случаю».
К концу XVIII века геральдические композиции в экслибрисе значительно упрощаются. В них заметно меньше торжественности и пышности, композиции становятся свободнее, легче. Из гербовых книжных знаков начала XIX века привлекают внимание работы крупнейшего мастера русской классической гравюры того времени Николая Ивановича Уткина, они отличаются строгостью и лаконичностью. Таковы три его гравированных на меди экслибриса для российской императрицы Александры Федоровны, жены Николая I, дочери прусского короля Фридриха Вильгельма III. Первая половина XIX века была порой довольно высокого искусства гравюры, поэтому искусство гербового экслибриса этого времени находилось на подъеме. Гербовые книжные знаки имели многие государственные деятели той поры, в том числе министр внутренних дел, московский и финляндский губернатор граф А.А.Закревский; министр Двора и уделов, фельдмаршал, князь П.М.Волконский; министр иностранных дел, граф К.В.Нессельроде; министр внутренних дел, граф Д.Н.Блудов; министр народного просвещения, президент Академии наук, председатель Главного управления цензуры, граф С.С.Уваров; военный министр, председатель Государственного совета, граф А.И.Чернышев.
Геральдические экслибрисы украшали книги домашних библиотек композитора, автора музыки на стихотворения А.С. Пушкина «Старый муж, грозный муж», «Ворон к ворону летит» «Черная шаль», графа М.Ю.Виельгорского; поэта, которого очень любил А.С.Пушкин, И.П.Мятлева, автора произведения «Сенсации г-жи Курдюковой», а также сенатора, директора Эрмитажа, графа Д.П.Бутурлина, собравшего библиотеку в 40 тысяч томов и ставшей жертвой пожара в 1812 году. Его экслибрис венчает девиз «Любящим — справедливость, благочестие, веру». Имел гербовый экслибрис библиограф, библиофил, поэт-сатирик, близкий друг А.С.Пушкина Сергей Александрович Соболевский. Его библиотека насчитывала 25 тысяч томов и состояла из книг на английском, итальянском, немецком, русском французском и других языках. В этой библиотеке было множество ценных и редких изданий. На экслибрисе Соболевского изображен маленький, готовый взлететь орлик с собственноручной надписью владельца.
В XIX веке появилось множество геральдических знаков, в композицию которых были включены девизы. Так на гербовом экслибрисе всесильного временщика при Александре I графа А.А.Аракчеева было начертано «Без лести предан», на книжном знаке члена Государственного совета, генерал-губернатора Великого княжества Финляндского графа Н.В.Адлерберга — «Вера и верность», а на экслибрисе генерала от кавалерии, директора Измайловской военной богадельни, члена Александровского комитета о раненых и почетного опекуна Московского присутствия опекунского совета учреждений императрицы Марии Федоровны, графа А.В.Олсуфьева — «Никто, как бог». На книжном знаке графа К.П.Клейнмихеля девиз был «Усердие все превозмогает», у графа М.А.Баранцова девиз гласил «Царю и Родине», а у литературного критика графа Г.А.Кушелева-Безбородко — «Единому предан». На книжном знаке прославленного адмирала и знаменитого мореплавателя И.Ф.Крузенштерна изображен его фамильный герб с девизом «Надейся на море», на экслибрисе представителей шотландского рода Барклай-де-Толли дан девиз их родового герба «Верность и терпение» а девиз графского рода Гутген-Чапских гласил «Жизнь Отечеству, честь никому» он и приведен на их геральдическом экслибрисе. Брат декабриста В.С.Норова, писатель, переводчик, путешественник, министр народного просвещения, член Государственного совета А.С.Норов, написавший ряд книг по Востоку, имел экслибрис, где под гербом на ленте был девиз «Помни, что если все потеряешь, сбережешь душу».
С середины XIX века в искусстве гербового экслибриса все более ощущается спад. Наплыв разночинцев в область культуры, литературы, искусства не мог не сказаться на экслибрисе. Книжный знак перестал быть заповедно-аристократической зоной. Гербовый экслибрис мельчал, терял свою образную силу. Среди лучших геральдических экслибрисов середины XIX века следует отметить книжный знак члена Государственного совета, московского военного генерал-губернатора, мецената и археолога, графа С.Г.Строганова. Он председатель Общества истории и древностей российских, основатель Строгановского училища, основатель и президент (пожизненно) Археологической комиссии. В состав библиотеки Строганова входили богатейшие книжные собрания семьи Строгановых. К этой более века собираемой коллекции книг, сокровищ живописи и графики, сам С.Г.Строганов прибавил ценную археолого-нумизматическую библиотеку и значительное количество рукописей. Его экслибрис выполнен в технике литографии и включает в себя фамильный герб. Примечателен гербовый экслибрис горнопромышленника, банкира, востоковеда, главного редактора 16 томной «Еврейской энциклопедии» барона Давида Горациевича Гинцбурга. Он собрал уникальную библиотеку в 35000 томов в основном еврейские и арабские рукописи, литературу по истории, философии, языкознанию и искусству на европейских и восточных языках. На его геральдическом экслибрисе сделана надпись на иврите из «Песни Песней» — «Ты прекрасна и пятна нет на тебе».
В период интенсивной капитализации страны, когда основной характеристикой книжного знака становится узкий практицизм деловой сметки библиотеки, универсальный символ родовой собственности — экслибрис уступает свои позиции шрифтовому знаку, потому что он стал больше отвечать духу времени, как сугубо книжная метка принадлежности. Теперь в центре внимания многих «благородных» библиофилов стали появляться книжные знаки обоих родов. Но гербовый экслибрис в России не умер, так как вплоть до 1917 года оставались, живы многочисленные привилегии и предрассудки дворянства. Начиная с середины XIX века гербовый экслибрис также характерен для дворян, как наборный текстовой для разночинцев, купцов и интеллигенции. На рубеже XIX — XX веков в России проходила активная интервенция в гербовый знак негербовых элементов — пейзажа, деталей натюрморта, портрета, интерьера, посторонних для геральдического знака элементов. Происходило мельчание формы геральдического книжного знака, а точнее его деградация, это было в первую очередь связано с изменениями в классовом составе общества, его сословных отношений. На смену мастерам классического стиля пришли художники шестидесятники с их рассказом и демонстрацией подробностей быта. В искусстве книжного знака наступил период эклектики, разноголосицы.
Заметное место в геральдическом экслибрисе России занимали геральдические суперэкслибрисы, которые начали свою историю в XVI веке, начиная с суперэкслибриса Ивана Грозного, который появился на 50 лет позже, чем в Европе. Известны гербовые суперэкслибрисы на книгах принадлежащих царским особам и представителям их семейств (суперэкслибрисы Павла I и Александра I). Часто суперэкслибрисы помещались на книгах, предназначенных для подношений. Появление книг в издательских переплетах, относительная дороговизна тиснения суперэкслибрисов, определили незначительный круг их распространения, а по мере развития бумажных книжных знаков, последние стали их успешно вытеснять. В XIX века на смену пышным, часто замысловатым, но обычно красивым геральдическим знакам приходят вензелевые, сюжетные и шрифтовые экслибрисы, композиция знаков упростилась, они стали менее торжественными и пышными, более свободными и легкими. Вензелевые (польское слово «Wezel» значит «узел») книжные знаки представляют собой переплетенные первоначальные буквы имени и фамилии владельца. Интересен офортный книжный знак для писателя И.С.Тургенева, это очень красивый, небольшой и скромный книжный знак с вензелем в центре и надписью вокруг «Ex libris Iwan Tourqeneff». В гравюре на меди были выполнены вензелевые книжные знаки для библиотек императора Александра II и его родного брата, великого князя, генерал-адмирала, председателя Государственного совета, второго сына Николая I, Константина Николаевича. На книжных знаках изображена императорская корона с сиянием и вензелем «А.Н.» в императорском знаке и вензелем «К.Н.» в великокняжеском экслибрисе.
Самая обширная группа русских книжных знаков — сюжетная. В XVIII веке она встречалась редко, в первой половине XIX века появляется чаще, успешно конкурируя с гербовыми экслибрисами, со второй половины XIX века постепенно вытесняет гербовые знаки, а в начале XX века начинается их стремительное развитие. Для работы над сюжетными книжными знаками привлекаются лучшие художники и граверы, широко применяется гравюра на меди и дереве, а с демократизацией библиотек все больше и больше экслибрисов выполняется типографским способом. На книжных знаках стали изображаться пейзажи, архитектурные сооружения, внутренний вид библиотек и отдельные книги. Весьма характерны для этого периода взаимоотношения владельца знака и его автора. Титул, деньги положение вкусы хозяина безраздельно довлели над творческими замыслами художника. Первый сюжетный книжный знак второй половины XVIII века принадлежал канцлеру, светлейшему князю Александру Андреевичу Безбородко. На нем изображено дерево, перевитое гирляндами цветов, и указано имя владельца. Этот редчайший офортный книжный знак, которого нет ни в одном современном собрании, известный только по литературе. В первой половине XIX века появляются более сложные книжные знаки, включающие в композицию человеческие фигуры и целые сцены. Таков, например строгий и изящный экслибрис архитектора Жана Тома де Томона, автора здания Биржи и Ростральных колонн в Петербурге и «Мавзолея» в Павловске. На его экслибрисе изображена женщина в античном костюме, рисующая голову Афины.
Книга когда-то предмет редкий и дорогой, к середине XIX века вследствие технизации ее производства и замены дорогостоящих материалов, стала доступной практически большинству. Библиофильство сделалось любимым увлечением образованного человека. С ростом частных книжных собраний резко возросло количество книжных знаков. Во второй половине XIX века изменился социальный состав владельцев библиотек. Экслибрисами стали украшать книги ученые и писатели, библиофилы и богатое купечество. Все больше появляется сюжетных книжных знаков, которые к началу XX века почти совсем вытеснили гербовые экслибрисы. Несомненно, этому способствовало развитие отечественного графического искусства. Работы художников Н.И.Уткина, А.А.Агина, Г.Г.Гагарина, появление художественных журналов, все это воспитывало вкус и культуру владельцев библиотек. Заказчики становятся более требовательными, а исполнители более искусными. Книжные знаки получают распространение среди русской интеллигенции. Сюжетные экслибрисы украшали книги из библиотеки драматурга А.Н.Островского; потомков поэта Ф.И.Тютчева; библиографа, собравшего уникальную библиотеку и коллекцию гравированных и литографированных портретов русских деятелей книги Д.В.Ульянинского; историка, археографа, основателя русской сфрагистики, автора трудов по истории русского иконописания, академика АН СССР Н.П.Лихачева; журналиста, театрального критика и «короля фельетонистов» В.М.Дорошевича.
К началу XX века экслибрис все больше становится достоянием буржуазного потребителя. Бурно развивается живопись, которая оттеснила графику на вторые роли, ксилография используется не как оригинальная, а как репродукционная техника. Все это отразилось и на книжном знаке, он становится вял, бесстилен, эклектичен. Некоторые русские библиофилы особенно не утруждали себя композиционными идеями личных книжных знаков, они просто копировали рисунки иностранных экслибрисов с их аллегорическими фигурами и другими «роскошными» мотивами. Таков книжный знак товарища прокурора Смоленского окружного суда, а позже члена Московской судебной палаты Н.Н.Бирукова. Обладатель уникального книжного собрания, приобретенного Румянцевским музеем, в которое входили инкунабулы, палеотипы, эльзевиры, славянские старопечатные книги, издания петровского времени, россика, книги по истории, археологии, юридическим наукам имел сюжетный экслибрис, заимствованный с книжного знака «Miss Ethel Selina Clulow» работы Eduard Slocombe». На нем изображено фруктовое дерево, лампа и книги, на корешке одной из них показан дворянский герб Бируковых.
Русские сюжетные экслибрисы на рубеже XIX-XX веков по облику напоминали репродукции случайных рисунков, уменьшенных до размеров книжного знака. Таков литографский книжный знак основателя общества любителей живописи, редактора журнала «Старина и новизна» графа С.Д.Шереметева, выполненный художницей, иллюстратором детских журналов Е.М.Бем. На знаке изображен читающий мальчик со свитком в руках, в старинной боярской одежде на фоне книжных полок. Рядом развернутый свиток с элементами герба рода Шереметевых. В российском экслибрисе наблюдалась устойчивая тенденция постепенного вытеснения геральдических экслибрисов, штемпелей и ярлыков сюжетными знаками. Но пока они не блещут в основной своей массе содержательностью и исполнительским совершенством, к тому же создаются эти знаки безвестными и довольно посредственными рисовальщиками. Рука и гений мастера еще не облагородили их форм. Но ждать осталось недолго, грядет время зарождения художественного экслибриса в России, им станет рубеж XIX-XX столетий. На этом рубеже книжный знак испытывает на себе влияние, обусловленное общей политической и культурной обстановкой в стране. В русском искусстве того времени борются буржуазные тенденции с традициями критического реализма.
Значительные изменения претерпят облик и специфика российского сюжетного книжного знака с момента вступления на арену культурной жизни журнала «Мир искусства» и одноименного художественного объединения. Совершенно иным — подвижным, живым, передающим мысли и стиль своих владельцев, графическим по форме станет экслибрис у мастеров «Мира искусства». Культ развитой утонченной формы, создание нового художественного стиля, увлечение историей и культурой прошлого были характерны для художников этого объединения. С их именами, безусловно, связан расцвет искусства книжного знака в России. Лучшие представители этого направления поднимут экслибрис, как особый вид графики, графики малой формы, на уровень высоких достижений искусства того времени. Во второй половине XIX века широкое распространение получили шрифтовые экслибрисы. Это наиболее простая форма экслибриса. Здесь, естественно, сам шрифт служит единственным эмоциональным и изобразительным средством. Правда шрифтовой экслибрис не всегда способствует глубине характеристики своего владельца, но зато дает возможность автору проявить талант тонкого графического стилизатора. Из шрифтовых книжных знаков первой половины XIX века следует отметить экслибрис публициста, А.И.Тургенева. Он был членом литературного кружка «Арзамас» и многих русских и иностранных ученых обществ, другом Н.М.Карамзина, П.А.Вяземского и А.С.Пушкина. Наборный шрифтовой ярлык имел издатель и книгопродавец В.А.Плавильщиков, поэт Г.Р.Державин в виде вензеля «Г.Д.» а также баснописец И.А.Крылов с девизом на знаке «В гостях хорошо, а дома лучше».
Шрифтовой экслибрис имела императрица Елизавета Алексеевна, жена Александра I, на нем выполнена надпись под императорской короной «Из библиотеки императрицы Елизаветы Алексеевны», окруженная венком из лавровых ветвей. Изречения афоризмы, девизы на экслибрисах довольно часто применялись в российских книжных знаках. Надпись на книжном знаке излагала, как правило, библиофильское кредо владельца. Их прообразом, с известной оговоркой, можно считать вкладные записи на древнерусских рукописных книгах. Надписи на знаках были пропущены сквозь призму владельческого мировоззрения, за каждым изречением и афоризмом за каждой надписью на экслибрисе встает совершенно четкое обличье книголюба его нравственная позиция. Нотариуса А.А.Подпалова, вероятно сильно мучила проблема сохранности книг собственной библиотеки, и он определил свое владельческое мировоззрение в экслибрисе, украсив его собственными назидательными перлами:
Угодно так всегда судьбе:
Когда дашь для прочтенья книгу,
Иль изорвут ее тебе,
Или взамен получишь фигу.
Свой взгляд на книгу отразил в книжном знаке Г.И.Малышев, он явно питал слабость к поэзии, поэтому о книге предпочел говорить стихами:
Мудрец ученый и простак,
Здоровый и недужный —
Находит в ней отраду всяк,
Но для невежд – она пустяк
И только хлам ненужный.
Шрифтовой знак имел писатель Н.А.Некрасов, собравший библиотеку в 1500 томов, а также Л.Н.Толстой, который помечал свои книги скромным штемпелем — кольцо с надписью «Библиотека Ясной Поляны». Наборные шрифтовые знаки были на книгах композитора, пианиста, дирижера и главы «Могучей кучки» М.А.Балакирева, живописца-передвижника В.Д.Поленова, писателя В.Г.Короленко, пианиста и дирижера, основателя Московской консерватории Н.Г.Рубинштейна. Шрифтовые экслибрисы украшали книги композитора, пианиста и дирижера С.В.Рахманинова, певца, народного артиста Республики Ф.И.Шаляпина, писателя Ф.К.Сологуба, певца, народного артиста Республики Л.В.Собинова, композитора и пианиста С.И.Танеева.
Значительное влияние на русский экслибрис оказало творческое объединение художников «Мир искусства». «Мир искусства» возник как романтическая реакция на проявление натурализма и салонно-академических тенденций в живописи. Он привлек к себе многих лучших художников своего времени часто не схожих по творческим принципам призывом к свободе выражения художнической индивидуальности заключающейся в разнообразии формальных поисков и решений. Несомненное единство стремлений лежало в основе творчества группы молодых петербуржцев возглавивших объединение. Художники А.Н.Бенуа, А.П.Остроумова-Лебедева, Л.С.Бакст, К.А.Сомов, Г.И.Нарбут И.Я. Билибин, М.В.Добужинский, Б.М.Кустодиев, Е.Е.Лансере, Д.Д.Бушен, Д.И.Митрохин, С.В.Чехонин, и Е.С.Кругликова создали целую эпоху в русской книжной графике, и оказали большое влияние на ее дальнейшее развитие. Они с увлечением работали также в области искусства графики малых форм, в том числе и в создании экслибриса, в котором проявились индивидуальные особенности каждого мастера и общее направление творчества «Мира искусства». Художники творческого объединения «Мир искусства», разрабатывая новые формы книжного знака, композиционно решали экслибрис как виньетку, заставку, иллюстрацию. Каждому из их знаков присущи были качество высокой графической культуры: стройность композиции, гибкость и изящество рисунка, филигранная ажурность деталей, книжность облика. В любом мирискусническом экслибрисе есть аромат индивидуального графического почерка их автора, «кусочек души» их творца.
Романтический пессимизм — основа теории и практики «Мира искусства». Передвижничество было уже истощено, сходило на нет, не умея смотреть вперед. Художественные оппозиционеры глядели назад, там было великое искусство русского прошлого. Там было великое искусство европейского прошлого. Оно становилось мерилом, образцом, оно было художниками забыто или оставалось в тени и «Мир искусства» возрождал его. В среде интеллигенции начинает процветать культ книги, всех ее элементов, в том числе и экслибриса. Книжный знак уже не может существовать в былом своем качестве, он должен был подняться до общего уровня книжного искусства. Рождается массовый художественный экслибрис – изобразительно-сюжетный. К созданию книжных знаков привлекаются профессиональные мастера графики. Художественная ценность экслибриса приобретает самодовлеющее значение. Мирискусники впервые после долгих лет прозябания книжного знака на уровне ремесла, внесли его в область высокого графического искусства. Выдающиеся художники «Мира искусства» украсили книжными знаками не только библиотеки многих библиофилов, писателей и художников, но и государственных книгохранилищ.
Экслибрисы мирискусников поставили отчетливую веху в истории развития всего российского книжного знака, отныне была окончательно найдена новая форма экслибриса. В противовес геральдическому и театрально-помпезному сюжетному книжному знаку художников второй половины XIX века, новая форма стала свободной. На смену российскому геральдическому и сюжетному знаку, избитому подражанием «модному» западному экслибрису 1880-1890-х годов, трудами большинства мирискусников приходит графическое «красноречие», умение метко охарактеризовать личность владельца средствами искусства. Влияние мирискусников на российскую графику и экслибрис в начале XX века трудно переоценить. Это была пора расцвета художественного книжного знака. Тематическое разнообразие мирискуснического книжного знака позволило отразить судьбы и настроения определенных групп общества, отразить быт эпохи, где личное и общественное было тесно переплетено между собой и одно выражало себя через другое. Экслибрисы мастеров «Мира искусства» и многих их последователей находились на уровне лучших достижений графики века. В известной степени их усилия подготовили расцвет этого жанра в новую, советскую эпоху.
До революции начинали свой путь в экслибрисе те художники, которые после 1917 года стояли у истоков советского книжного знака. Это В.А.Фаворский, А.И.Кравченко, И.Н.Павлов, П.Я.Павлинов, Н.И.Пискарев, Н.Н.Купреянов, А.М.Литвиненко, Г.И.Гидони, В.Д.Замирайло, А.И.Усачев и другие художники. Новый расцвет русского экслибриса приходится уже на послереволюционную эпоху и связан с иными именами и новыми общественными условиями. Если творчество мирискусников было в целом столичным, типично петербургским явлением, то послереволюционный расцвет русского ксилографического знака в основном будет связан с Москвой, к которой будут тянуться провинциальные экслибрисные центры страны. Советский экслибрис возникнет не на пустом месте, он органично будет связан с русским книжным знаком, всей его историей и практикой. Прорыв в советском книжном знаке в первую очередь был обусловлен достижениями дореволюционного книжного знака, всеми известными и неизвестными художниками-графиками, которые внесли свой вклад в развитие русского книжного знака. Многое из того, что было заложено и развито рядом поколений русских художников, было творчески перенесено в новые условия послереволюционной России.
Выход российского книжного знака на европейский уровень в первое послереволюционное десятилетие был обусловлен творчеством тех графиков, которые начинали свой творческий путь в начале XX века. Книжный знак документ человековедческий, за ним всегда стоял конкретный человек, экслибрис всегда был документом эпохи, своеобразным барометром политической «погоды» общества, об этом говорит вся история русского книжного знака. Книга всегда была движущей силой экслибриса, а выраженная в книжном знаке идея о ней всегда, во все времена, вдохновляла художников — экслибрисистов. Книжные знаки, созданные русскими графиками, это целый мир художественных образов, они раскрывают нам удивительные тайны, вводят нас в атмосферу времени. Путь, пройденный русским книжным знаком до конца 1917 года, это свой особый, сугубо национальный путь, не имеющий аналогов в мировой истории экслибриса.